>Архив Фонда
04.11.2010
«Роль творчества В.Г. Белинского в моей жизни».Эссе В. И. Стрельцова
Биография автора Стрельцов В.И. родился 10 июля 1939 года в городе Пензе. В 1954 году окончил семь классов железнодорожной школы. С 16-ти лет работал токарем на Арматурном заводе. Награждён нагрудным знаком ЦК ВЛКСМ «Молодому передовику производства» и «Отличник социалистического соревнования РСФСР». В 1959 году окончил школу рабочей молодёжи и был призван в армию. В 1962 году стал студентом дневного отделения историко-филологического факультета Пензенского государственного педагогического института имени В.Г. Белинского. По окончании института, с 1966 года по 1977-й год работал учителем русского языка и литературы, а также заместителем директора по воспитательной работе в своей родной 8-й железнодорожной школе города Пензы. В феврале 1977 года был приглашён в качестве старшего преподавателя кафедры русской и зарубежной литературы Пензенского пединститута имени В.Г. Белинского. Здесь в 1984 году окончил заочную аспирантуру. В декабре 1986 года в Московском областном педагогическом институте защитил научную кандидатскую диссертацию на тему: «Соотношение русского и западноевропейского романтизма как историко-литературная проблема в критике В.Г. Белинского». С июля 1992 года – доцент. С 1978-го по 2000-й годы работал заместителем декана факультета русского языка и литературы ПГПИ имени В.Г. Белинского. В связи с переездом в город Королёв Московской области стал пенсионером, но продолжал исследовательскую деятельность по творчеству Белинского и в марте 2008 года в МГОУ защитил докторскую диссертацию «В.Г. Белинский о типологических связях русской и европейских литератур в контексте исторической компаративистики». По теме диссертации опубликованы одноимённая монография, учебное пособие и более двадцати статей в межвузовских сборниках научных трудов. За многолетнюю педагогическую работу и активное участие в международных, региональных и Всероссийских научных конференциях награждён медалью «Ветеран труда», нагрудным знаком «Отличник народного просвещения», «Почётной Грамотой Министерства образования Российской Федерации». Сочинение на конкурс Если бы я был Белинским, то свои «Литературные мечтания» начал бы, как и он, с обращения к своим современникам: «Помните ли вы то блаженное время, когда в нашей литературе пробудилось было какое-то дыхание жизни, когда появлялся талант за талантом, поэма за поэмою, роман за романом, журнал за журналом; то прекрасное время, когда мы так гордились настоящим, так лелеяли себя будущим, и, гордые нашею действительностию, а ещё более сладостными надеждами, твёрдо были уверены, что имеем своих Байронов, Шекспиров, Шиллеров, Вальтер Скоттов? Увы! Где ты, о доброе старое время, где вы, мечты отрадные, где ты, надежда – обольститель! Как всё переменилось в столь короткое время! Какое ужасное, раздирающее душу разочарование после столь сильного, столь сладкого обольщения! Надломились ходульки наших литературных атлетов, рухнули соломенные подмостки, на коих, бывало, карабкалась золотая посредственность, а вместе с тем умолкли, заснули, исчезли и те немногие и небольшие дарования, которыми мы так обольщались во времена оно. Мы спали и видели себя Крезами, а проснулись Ирами! Увы! Как хорошо идут к каждому из наших гениев и полугениев сии трогательные слова поэта: Не расцвёл и отцвёл В утре пасмурных дней! Да – прежде – и ныне, тогда – и теперь! Великий Боже!..» [1]. И Ты прости меня, великий Боже, за попытку стать Белинским в наши новые времена. Хотя якобы души человеческие вечны и могут переселяться в себе подобных существ. Но, если это и так, то судьба миновала, видимо, долю Белинского. Таковых, каким он был, увы! – нет ещё на белом свете. Царство ему Небесное и вечная память! Собственное почтение к нему выражаю лирическими стихами: Двести лет Белинскому, – два века В памяти народной он живёт, – Почему простого человека Осенил вдруг гения полёт? – Он любовь к родной литературе С Родиной своею повенчал И в бореньях социальной бури Воплотил высокий идеал. Мне близко и дорого имя Белинского, потому что он мой земляк. В 2011 году исполняется 200 лет со дня его рождения. Внук священника в селе Белыни Пензенской губернии и сын лекаря, служившего на Балтийском флоте, родился он 30 мая (11 июня) 1811 года в крепости Свеаборге в Финляндии, входившей до 1917 года в состав Российской империи. В 1816 году семья вернулась в Пензенский край, где Григорий Никифорович Белынский получил место уездного врача в городе Чембаре, переименованном в 1948 году (в канун 100 – летия со дня смерти Белинского) в город Белинский. В 1822 – 1824 годы Виссарион Белынский учился в Чембарском уездном училище, а в 1825 – 1829 годы – в Пензенской гимназии. Не окончив четырёхлетнего курса обучения, смягчив свою фамилию, решил поступить на словесное отделение Московского университета. В письме к родителям от 30 сентября 1829 года он сообщал: «Любезные родители: папенька Григорий Никифорович и маменька Марья Ивановна! С живейшей радостью и нетерпением спешу уведомить вас, что я принят в число студентов императорского Московского университета». [2]. К сожалению, за написание антикрепостнической драмы «Дмитрий Калинин» и по состоянию здоровья студент Белинский в 1832 году был исключён из университета. Профессор Н.И.Надеждин помог юноше устроиться в редакцию журнала «Телескоп». Здесь в 1834 году появился цикл из десяти статей «Литературные мечтания», в котором дан критический обзор исторического развития русской литературы. Устанавливая понятие истинной литературы в её идеальном смысле и сличая с ним положение нашей литературы от Кантемира до Пушкина, Белинский заявил: «У нас нет литературы. … Присмотритесь хорошенько к ходу нашего общества, – и вы согласитесь, что я прав. Посмотрите, как новое поколение, разочаровавшись в гениальности и бессмертии наших литературных произведений, вместо того, чтобы выдавать в свет недозрелые творения, с жадностью предаётся изучению наук и черпает живую воду просвещения в самом источнике. Век ребячества проходит, видимо, – и дай Бог, чтобы он прошёл скорее. Но ещё более дай Бог, чтобы поскорее все разуверились в нашем литературном богатстве. Благородная нищета лучше мечтательного богатства! Придёт время, – просвещение разольётся в России широким потоком, умственная физиономия народа выяснится, – и тогда наши художники и писатели будут на все свои произведения налагать печать русского духа. Но теперь нам нужно ученье! ученье! ученье!…». [3]. Батюшки!.. Да всё своё беззаботное детство мы проводили под это троекратное: «Учиться! Учиться! Учиться!», – не подозревая о первоисточнике появления этой благородной мысли. Ай, да Белинский! Мы, его земляки, в школьном возрасте посещали музей Белинского в Чембарском уезде, училище, в котором он когда-то учился. В Пензенской гимназии, где обучался будущий критик, на улице Белинского, находится литературное объединение музеев Пензенской области. Кстати, я ровесник (1939) Пензенского государственного педагогического института (университета) имени В.Г.Белинского. Помню, с каким благоговением после службы в армии переступил порог этого храма наук, сдавая вступительные экзамены на дневное отделение историко-филологического факультета. Помню один из вопросов на Государственных экзаменах по истории русской литературы: «Статьи Белинского о творчестве Пушкина». В парке Белинского, примыкающем к институту, Я влюбился в кленовую россыпь Золотистой осенней листвы … И опять-таки стихами хочу выразить свои чувства: Белинского имя нам с детства знакомо, Мы память о нём бережём. В родном институте, как будто бы дома, Мы дружной семьёю живём. Зелёные ели нам в окна кивают, Лаская собой корпуса. Синее, чем небо, здесь часто бывают Влюблённых студентов глаза. Листва золотистая в парке алеет, Задумчивой песней звучит. И кажется нам, что по этой аллее Белинский к нам в гости спешит. Нас к знаниям новым взывает по праву Тревожащий сердце звонок. Страницею жизни стал самою главной Студенческий наш городок. Через десятилетие вернулся я в родной институт в качестве преподавателя русской и зарубежной литературы. Каждое утро, подходя к памятнику Белинского, возвышающемуся возле корпуса, я говорил: «Здравствуй, «неистовый» Виссарион!» – и шёл на лекцию или очередное практическое занятие. И так – в течение двадцати с лишним лет. Здесь, на кафедре литературы, обучался заочно в аспирантуре, вёл спецсеминар по творчеству Белинского, в течение десяти лет писал диссертацию «Соотношение русского и западноевропейского романтизма как историко-литературная проблема в критике В.Г.Белинского». Защита успешно прошла в Московском МОПИ. Так, благодаря Белинскому, стал я кандидатом филологических наук. Участие в научных конференциях, встречи со знаменитыми белинсковедами, изучение архивных документов подсказали идею, что проблема Белинского в контексте русской и европейских литератур сложна и необъятна. Решил не останавливаться на достигнутом и продолжить научные изыскания. Будучи заместителем декана и доцентом кафедры русской литературы, погрузился на несколько лет в научные фонды Пензенской городской библиотеки имени Белинского и Российской государственной библиотеки. На улице Московской, в Пензе, в скверике имени Белинского стоит величественный монумент великого критика. На его открытие, в 1948 году, приезжали Александр Фадеев и Илья Эренбург. А мы, юные пионеры, восхищённо салютовали тогда и гостям, и Белинскому. И каждый раз, проходя мимо оригинальной скульптуры Вучетича, ощущаю на себе внимательный взгляд строгого критика, шепчу его пророчество: «Завидуем внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1940-м году – стоящею во главе образованного мира, дающего законы и науке, и искусству и принимающею благоговейную дань уважения от всего просвещённого человечества…». [4]. Через двадцать два года после защиты кандидатской диссертации, в возрасте семидесяти лет, получил уведомление о том, что ВАК Министерства образования и науки России решил выдать мне диплом доктора филологических наук. Слава Тебе, Господи! Слава Белинскому! Искреннее спасибо моим наставникам, оппонентам, коллегам кафедр русской классической литературы МГОУ и ПГПУ имени Белинского, моим помощникам в деле претворения заветной мечты в реальность! Так в чём же смысл моего многолетнего труда? Перебираю многочисленные страницы научных статей, пособий и монографий и мысленно вновь включаюсь в кропотливый процесс изучения истории русской и зарубежной литературы и определения роли Белинского в её развитии. Имя Белинского (1811–1848) на протяжении XIX – XX веков было своеобразным барометром самосознания российского общества: интерес к его литературно-критическому наследию то возрастал, то падал соответственно колебаниям этого самосознания. При жизни критика его литературно-критические статьи вызывали большой интерес, были критерием оценки многих литературно-творческих явлений и фактов. Но с 1848 года, в период нарастания революционных событий на Западе, было запрещено даже упоминание имени критика, – запрет распространялся на все его литературно-критические статьи и рецензии. С 1857 года запрет был снят, а в период пролетарского переворота 1917 года имя Белинского стало вдруг знаменем авангарда революционной демократии в России. С конца прошлого века и по сей день имя и научные труды литературного критика вновь подвержены многозначительному умолчанию или преднамеренному искажению их исторической достоверности. Может быть, действительно, «… история всегда пишется победителями. И когда происходит столкновение двух культур, проигравший как бы вычёркивается, а победитель начинает писать новые книги по истории, книги, прославляющие его деяния и унижающие побеждённого противника». [5]. Но умение прощать – величайший дар Божий. И, признавая, что трудам Белинского, на сегодняшний день вновь в какой-то степени не повезло, можно предвидеть, что попытки ниспровергнуть Белинского, «… или как-то скомпрометировать, носят жалкий характер злого раздражения, они подтверждают его историческую роль». [6]. В суждениях о Белинском и его литературно-критическом наследии много субъективных мнений, соответствующих идеологии той или иной эпохи, но, к сожалению, ощущаются недостатки в более правдивых доказательствах. Если история повторяется, – то для доказательства правоты Белинского предлагаю обратиться снова к истории. В связи с этим советую более внимательно прислушаться к признанию П.Анненкова (1813–1887), решительно встававшего на сторону объективных оценок деятельности Белинского и считавшего, что «…ни один из его приговоров, ни в печати, ни в устной беседе, не дают право узнавать в нём, как того сильно хотели его ненавистники, любителя страшных социальных переворотов, свирепого мстителя, питающегося надеждами на крушение общества, в котором живёт», что у Белинского «не было первых элементарных качеств революционера и агитатора, каким хотели его прославить».[7]. Подобную точку зрения встречаем у С.А.Венгерова (1855–1920), напечатавшего в журнале «Русское общество» объективную статью о Белинском «Великое сердце» (1898). Венгеров утверждает, что Белинский никогда не был «социалистом» и что это наименование по недоразумению утвердилось за литературным критиком. Называя себя «социалистом», он хотел лишь указать на то, что интересуется «социальными», т.е. общественными вопросами. Действительно, Белинский руководствовался в своей деятельности не идеями борьбы политических классов, как некоторые думают, а идеями человечества и веры в правду идеального общества, о котором он искренне мечтал. «Да, оно наступит время Царствия Божия, – предугадывал критик, – когда не будет ни бедного, ни богатого, ни раба, ни господина, ни неверного, ни закона, ни преступления: … когда все люди признают друг в друге своих братий во Христе и, подав друг другу руки, составят общий братский хор». [8]. Для доказательства этой же истины можно обратиться к статье Н.Михайловского (1842–1909) «Прудон и Белинский» (1888), в которой автор назвал Белинского «великомучеником правды». В этой статье Михайловский признавал выдающийся эстетический дар Белинского, но, к сожалению, решительно отказывал видеть в нём философа и мыслителя. Михайловскому в этом вопросе вторил и А.Волынский, заявивший в своей книге «Русские критики» (1896), что у Белинского не было «самобытного философского таланта. Кроме того, он объявил нравственно-политические идеи Белинского «сплошным вздором», потому что они коренным образом противоречили его «формуле прогресса» [9]. Обратим внимание на суждения Г.В.Плеханова (1856–1918) о Белинском. Статья «Белинский и разумная действительность» имела своей главной задачей доказать, что литературный критик, наоборот, был оригинальным мыслителем, стоявшим на уровне наиболее передовой общественной мысли своей эпохи. Деятельность Белинского рассматривается Плехановым в двух планах: в общеевропейском и в национальном, русском. В контексте европейской философии Плеханов сравнивает Белинского с Гегелем. «Мысль его, определяет Плеханов логику суждений Белинского, плодотворно работала в том самом направлении, в котором двигалась самая передовая мысль самых передовых стран Запада. Недаром он с увлечением читал « Deutsch – Franzosische Sahrbucher », издававшийся в Париже Арнольдом Руге и Карлом Марксом». [10]. В связи с этим можно заметить, что именно Плеханов впервые решил назвать Белинского предшественником русских марксистов, которые выступили на историческую арену почти полвека спустя после смерти Маркса. Относительно всех философских систем западноевропейских философов, к которым поочерёдно обращался Белинский, можно доказать, что каждая из них была лишь формой, с помощью которой русский критик пытался придать стройность и законченность своим взглядам. Поэтому ни одна из них не могла стать определяющей в его собственных взглядах на русскую действительность. Подобные суждения о Белинском необходимы для того, чтобы показать его оригинальность в образе мышления по вопросам литературной критики и эстетики, – во имя защиты логики его суждений от тенденциозных предубеждений в области идеологии. В связи с этим, можно утверждать, что Плеханов исходит из своего собственного взгляда на Белинского, как на предшественника русских марксистов. Доказывая, что Белинский мог бы стать «ревностным адептом диалектического материализма» [11], автор рассматривает историю с позиций сослагательного наклонения, – а это часто приводит к нравственным и историческим ошибкам. Идею отрицания путём развития Белинскому приходилось решать самостоятельно. После разрыва с Гегелем он увлёкся идеями утопического социализма. И, подобно тому, как в области философии Белинского не могли устроить ни Гегель, ни Маркс, ни Фейербах, так и в области политики его не могли удовлетворить утопические социалисты, идеи которых он подверг резкой критике в своих письмах второй половины 1840-х годов. Критикуя социалистов-утопистов, Белинский высказывал оригинальные мысли относительно исторической роли капитализма, имеющим, по его мнению, как отрицательные, так и положительные заслуги перед человечеством, и через этапное развитие которого должна будет пройти и Россия. Критик считал (1837), что «вся надежда России на просвещение, а не на перевороты, не на революции и не на конституции» [12]. То есть роль самого Белинского в историческом развитии российского общества не должна произвольно сводиться к надуманной «революционной» деятельности литературного критика, условно причисляемого Плехановым к когорте русских марксистов. Действительно, представители радикальной демократии XIX столетия, по давней традиции, именовались в российской историографии «революционными демократами». Однако «революционность» и «демократизм» – редкое и, как известно, распадающееся в реальности сочетание. Но, насильственно соединяя различных по времени и духу деятелей, указанный термин тенденциозно навязывал им «революционный пыл». Белинский был невольно «втянут» в этот водоворот исторических событий и терминологической путаницы. Между тем, в книге В.В.Зеньковского (1881–1962) «История русской философии» жизненная и философская позиция, роднящая Белинского и Герцена, обозначена весьма ёмким и более объективным термином – «эстетический гуманизм». Этот термин более справедливо характеризует эволюцию взглядов Белинского на развитие искусства и общества. Да и Д.Н.Овсянико – Куликовский (1853–1920), как бы в подтверждение этих мыслей, писал, что молодым философам 1830-х годов «выпало на долю выстрадать … образование личности на Руси». [13]. Поиски Белинского периода «примирения с действительностью» и становления его зрелого миросозерцания – весьма наглядная часть процесса складывания «эстетического гуманизма» русской демократической интеллигенции. Нельзя не согласиться с мнением современной исследовательницы, С.Ю.Тихоновой, которая в книге «В раздумьях о России ( XIX век)» тоже рассматривает доктрину Белинского, прежде всего, как «просветительскую», «реформаторскую», а не «социалистическую». [14]. Думается, выражая собственные взгляды по отношению России и Революции, Тютчев (1803–1873) в 1848 году отражал умонастроение и своих современников, в том числе и Белинского: «Прежде всего, Россия – христианская держава, а русский народ является христианином не только вследствие Православия своих верований, но и благодаря той способности к самоотречению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы. Революция же, прежде всего, – враг христианства. Антихристианский дух есть душа Революции, её сущностное отличительное свойство». [15]. Что же касается литературных заслуг Белинского, то в их определении прав по-прежнему Добролюбов (1836–1861), считавший: «Что бы ни случилось с русской литературой, как бы пышно ни развилась она, Белинский всегда будет её гордостью, её славой, её украшением». [16]. Действительно, в контексте широких типологических сравнений XIX века и современных запросов российского общества уникальность философско-эстетических суждений Белинского неоспорима. В его литературно-критическом наследии открываются такие эстетические категории восприятия и понимания мира, что им приходится подбирать аналогии даже за пределами его времени. Естественно «возникает ощущение, что творчество Белинского представляет собой удивительный феномен русской культуры, не понятый и не разгаданный ещё до конца…». [1 7 ] . Понять и разгадать в новых условиях «тайну Белинского» – задача весьма сложная и ответственная, но благодарная – во имя торжества исторической справедливости. Отмечая, что российскими учёными в изучение Белинского внесено много нового, хочется в то же время обратить внимание на проблему, слабо разработанную в современном литературоведении и, в частности, в отечественном белинсковедении. Речь идёт о том, что Белинский вошёл в историю искусства и науки как литературный критик, чьи труды в определённой мере предвосхитили исследования западноевропейских и отечественных компаративистов. Белинскому всегда было свойственно стремление к универсализации, то есть объединению русского и зарубежного материала под единым углом зрения. При этом категория национального своеобразия является для критика ведущей. Подтверждение этой проблемы поможет восстановить историческую справедливость о роли русской критики в развитии сравнительно-типологических связей национальных литератур, укрепит престиж Белинского как предшественника компаративистского движения в русской и европейских литературах. С этих научных позиций утверждаю, что жизнь и творчество Белинского исследованы в русской и западноевропейской науке и критике достаточно полно, но не исчерпывающе. Кроме нескольких работ, в которых косвенно обращалось внимание на решение этой проблемы, не существует ни одной научной монографии о тщательной разработке Белинским вопросов историко-типологических связей между литературами Англии и Германии, Англии и Франции, Германии и Франции, а так же сравнительно-типологических отношений русской и европейских литератур как системы, подтверждающей исторические причины более успешного развития национальных литератур. Между тем историзм самого Белинского представлен в его критическом наследии как та «генеральная линия» русской науки о литературе, которая потом своеобразно отразится в культурно-историческом направлении Пыпина и Буслаева, сравнительно-исторической методологии Александра и Алексея Веселовских, и, наконец, в работах русских и европейских компаративистов последующих поколений. При решении проблемы сравнительно-типологических связей национальных литератур я исходил из современного понимания термина «типологический» как относящийся к типу каких-либо предметов, явлений, основанный на установлении общности или различий каких-либо предметов, явлений, а «типология» – как научный метод, исследующий взаимоотношения между различными типами предметов или явлений. Здесь же можно объясниться по поводу терминологических понятий «сравнение», «компаративистика» и «компаративизм». «Сравнение» как основная категория компаративизма было на вооружении исследователей с древних времён. Сравнение, по логике Белинского, означает выявление смысла и выразительности художественного текста через сопоставление и постижение сходств и различий между двумя похожими, или родственными, или типологически близкими текстами. В то же время сравнение – это выявление своеобразия художественного произведения или национальной литературы путём их сопоставления с типологически близким или похожим произведением или другой национальной литературой. Методология компаративизма в связи с этим основывается на способности литературоведения сопоставлять разные произведения или различные литературы. Задача сравнений, в понимании Белинского, состоит в том, чтобы установить шкалу художественного совершенства, – показать, в какой мере произведения различных национальных литератур приближаются к высшему общечеловеческому идеалу. Сравнительно-типологический метод исследования русской и европейских литератур, открытый нами в критике Белинского, позволял ему проводить конкретно-исторический и эстетический анализ прозы, поэзии и драматургии российских и западноевропейских художников слова. Мы пришли к выводу, что, если И.Г.Гердер (1744–1803) в Германии был родоначальником сравнительно-типологического анализа поэтических произведений («Гласы народов»), то Белинский в России одним из первых последовал ему в анализе проблемы сравнительно-типологических связей национальных литератур, став предшественником русских компаративистов второй половины XIX века. Именно Гердер является автором терминов «компаративизм» (от лат. Comparae – сравнивать) и «компаративистика» (от лат. Comparativis – сравнительный). Обычно, кроме того, повышенный и целенаправленный интерес к межфольклорным и межлитературным отношениям после Гердера связывают с именами братьев Гримм, Бенфея, Александра Веселовского и Алексея Веселовского, Тэйлора, Буслаева, Надеждина, Пыпина, братьев Полевых. В связи с этим можно заметить, что произведение Бенфея «Панчатантра», являющееся «манифестом европейского компаративизма», появилось в печати в 1859 году, а Александр Веселовский свой метод исследования литературных произведений назвал «сравнительным» лишь в 1871 году. Актуально по этому поводу суждение Ю.Лотмана: «… существуют два типа учёных: те, кто ставит проблемы, и те, кто разрешает, … найти правильный вопрос бывает труднее и ответственнее, чем дать на него правильный ответ». [18]. Вопрос, поставленный в моём исследовании и требующий научного разрешения, касается восстановления исторической справедливости о роли Белинского в развитии сравнительно-типологических связей национальных литератур. Анализ логики суждений литературного критика по множеству комплексных вопросов этой проблемы приводит к выводу о выявлении его предшествующей роли в развитии исторического компаративизма. Как следствие положительного разрешения этой проблемы будет и второй вопрос, касающийся передвижения начала оформления русской компаративистики со второй половины XIX века на первую половину, а, конкретнее, на 1830-е годы, когда появился первый цикл научных статей Белинского («Литературные мечтания», 1834), открывший начало литературной компаративистики в России. Действительно, ещё в 1834 году, обосновывая свой сравнительно-типологический принцип изучения национальных литератур, Белинский писал: «Если два писателя пишут в одном роде и имеют между собою какое-нибудь сходство, то их не иначе можно оценить в отношении друг к другу, как выставив параллельные места: это самый лучший пробный камень». [19]. В своих статьях он постоянно обращал внимание на соотношения русской литературы с немецкой, английской и французской и указывал на англо – немецкие, англо – французские и франко – немецкие сравнительно-типологические связи. В немецкой и русской литературах он видит магистральные линии, нашедшие свой отражение в творчестве Шиллера и Жуковского, Гофмана и Гоголя, Гёте и Пушкина, Гёте и Лермонтова, Одоевского и Гофмана, Тика и Достоевского, Достоевского и Гофмана. В англо – русских литературных отношениях Белинским прослеживаются типологические связи между Пушкиным и Шекспиром, Достоевским и Диккенсом, Кольцовым и Байроном, а также между романами В.Скотта и русскими историческими романами 30-х годов XIX века, романтической поэзией Байрона и Пушкина, Байрона и Лермонтова, творчеством Гоголя и Диккенса. Во французской и русской литературах немало творческих типологических соотношений между Жорж Санд и Марлинским, Поль де Коком и Гоголем, В.Гюго и «ложными романтиками», а также Беранже и Кольцовым, Лафантеном и Крыловым, Мольером и Гоголем, Мольером и Грибоедовым, Ж.Санд и Зенеидой Р. – вой, Бальзаком и Гоголем. В англо – немецких творческих взаимоотношениях Белинский определял следующие взаимосвязи: Байрон – Гейне, Гёте – Шекспир, Гёте – В.Скотт, Гёте – Ф.Купер, Шиллер – Байрон, Шиллер – Шекспир, Гофман – Шекспир, Гофман – В.Скотт, Гофман – Ф.Купер. В англо – французских творческих взаимосвязях Белинским определены следующие сравнительно-типологические параллели: Шекспир – Беранже, Шекспир – французская «неистовая школа», В.Скотт – Ж.Санд, В.Скотт – Поль де Кок, Диккенс – Эжен Сю, Диккенс – Поль де Кок, Байрон – французская «неистовая школа», Марриет – Поль де Кок, Ф.Купер – Ж.Санд. И, наконец, в немецко – французских типологических связях критик отмечает творческие параллели следующих «пар»: Шиллер – Беранже, Шиллер – Ж.Санд, Гёте – Руссо, Гёте – Шатобриан, Гофман – Бальзак, Жан Поль Рихтер – Ж.Санд, Жан Поль Рихтер – В.Гюго. Кроме того, Белинский рассматривал связи не только между отдельными русскими и западноевропейскими писателями, но между целыми школами, представляющими творчество той или иной национальной литературы (Германии и Англии, Германии и Франции, Англии и Франции). Этим определяется правомерность и необходимость анализа сравнительно-типологических связей национальных литератур и их художественных методов «в греческом духе», «в духе средних веков», в духе «так называемого романтизма», «новейшей идеальной», «реальной» и «идеальной» поэзии (терминология Белинского). Все эти вопросы не получили должного раскрытия в литературоведении, что и определяет целевую установку нашего исследования, новизну его тематики. Обе мои диссертации по творчеству Белинского стоят в ряду первых попыток целостного рассмотрения суждений Белинского о сравнительно-типологических связях и взаимодействии национальных литератур как системы взглядов, имевшей свою внутреннюю логику и законченность, корректируемую, в свою очередь, логикой борьбы талантливого критика за образцовое искусство, за реализм и самобытность русской литературы. В ходе решения проблемы «В.Г.Белинский о типологических связях русской и европейских литератур в контексте исторической компаративистики» выявлены роль и значение западноевропейской философии и эстетики (Гердер, Гегель, Кант, Фихте, Шеллинг, Шиллер, Шлегели, Сент–Бёв, Конт, Тэн), а также отечественных исследователей (Надеждин, Якимов, Шевырев, Полевой, Хомяков, Герцен, Никитенко и др.) в деле развития сравнительно-типологических связей национальных литератур. Кроме того, в контексте исторической компаративистики, рассмотрены научные взгляды Буслаева, Чернышевского, Боборыкина, Пыпина, Дашкевича, братьев Веселовских, являющихся ближайшими последователями Белинского в процессе формирования теории типологических связей русской и европейских литератур. И, наконец, проведён анализ литературно-критического творчества советских исследователей (Жирмунский, Алексеев, Конрад, Неупокоева и др.), а также европейских компаративистов (А.Дима, Д.Дюрешен, Паул Ван Тигем и др.). Итак, анализ русской и западноевропейской литературы подчинён Белинским проблемам борьбы за реализм. Но в ходе этой борьбы , ориентируясь на творчество русских и западноевропейских писателей, критик выдвинул критерии, способствующие созданию единой теории литературы, включающей как романтический, так и реалистический способы изображения жизни. Основными признаками этой концепции, построенной по результатам творческих взаимосвязей национальных литератур в критике Белинского, являются основополагающие эстетические категории. Пропущенные сквозь призму творческих взаимосвязей эти эстетические категории отходят от абстрагированной формы, наполняясь конкретным научным содержанием. …Простите, простите, простите, – конечно, помню: нельзя объять необъятное, – поэтому сокращаюсь, мой уважаемый современник, и, не раскрывая содержания, лишь тезисно обозначу эстетические категории, разработанные в системе Белинского. В основу эстетики заложена теория о миросозерцании русского и европейских народов. Важным критерием, определяющим ценность произведений искусства, являются суждения о соотношении понятий «национальность», «народность», «самобытность» и «простонародность». Обращаю внимание на логику суждений критика о соразмерности масштабов народных талантов, об отличительных качествах «истинных» и «мнимых» поэтов, разъяснение понятий «беллетристика» и «подлинно художественная литература». Интересно его учение об «идеальной» и «реальной» поэзии, о «классицизме» и «псевдоклассицизме», об эстетических категориях: «идеал», «красота», «безобразное», «содержание», «сюжет», «форма», «идея», «художественность», «пафос», «тенденция художника», или «авторская точка зрения», а также «автобиографизм», «субъективность», «объективность», «созерцание», «истина», «естественность», «искусственность», «типизм», «простота», «историзм», «правда изображения жизни», принцип «поэтической условности», «неистовая литература», «новейшая поэзия». В эстетике почётное место отведено учению о литературных жанрах («трагедия», «драма», «комедия», «эпическая элегия», «повесть», «роман», «физиологический очерк», «баллада»), разъяснению понятий «чистое искусство», «натуральная школа», «социальность», «опоэтизированный эгоизм», «прекраснодушие», «рефлексия», «лиризм», «комическое», «трагическое», «юмор», «сатира», «ирония», демонизм», «фатальная неизбежность», «фантастический элемент», «фантазия», «литературный мистицизм», «односторонность», а также – «оригинальность», «замкнутость художественного произведения», «разумность», «необходимость», «идеальное содержание», «гений», «талант», «гениальный талант», «свобода творчества». Белинский специально останавливается на решении проблемы «преемственности», «подражания», «заимствования», творческом «эпигонстве», разъяснении ошибок «лжеромантиков» и «псевдоромантизма». Концепция, извлечённая из анализа творческих связей национальных литератур, представляет собой оригинальную систему взглядов на развитие литературного искусства. Эту систему в критическом наследии Белинского мы обнаружили, исследовали, прочувствовали, наполнили конкретным содержанием, – сконструировали во всей её полноте и сохранности. Результаты анализа эстетических категорий Белинского наводят на мысль, что наследие критика, действительно, столь велико и значительно, чтобы колоссальный объём научной литературы мог привести к мысли об исчерпанности изучения его творчества. Без учёта литературно-критической деятельности Белинского обойтись нельзя. Он первый разъяснил значение Ломоносовского, Карамзинского и Пушкинского периодов русской литературы, первый заговорил о будущих её великих судьбах, открыл Жуковского как первого русского романтика, Гоголя, Кольцова, Лермонтова, автора романа «Бедные люди» – Достоевского, настойчиво утверждая, что литература – это не роскошь, а сама жизнь. Творчество русских писателей он постоянно сравнивал с творчеством западноевропейских титанов – Шекспира, Гёте, Шиллера, Вальтера Скотта, Байрона, Гюго, Бальзака, Диккенса. В «Евгении Онегине» Пушкин, по мнению критика, «является не просто поэтом только, но и представителем впервые пробудившегося общественного самосознания: заслуга безмерная!» [20]. В Лермонтове Белинский видит «поэта русского, народного, в высшем и благороднейшем значении этого слова – поэта, в котором выразился исторический момент русского общества». [21]. В авторе «Мёртвых душ» он обнаруживает «более важное значение для русского общества, чем в Пушкине: ибо Гоголь более поэт социальный, следовательно, более поэт в духе времени…» [22]. Будучи умным наставником, он вырастил «натуральную школу» русских литераторов. Недаром Некрасов называл его своим учителем. Тургенев посвятил ему роман «Отцы и дети» и, умирая, завещал похоронить себя рядом с Белинским. Перед принципиальностью критика склонил свою голову Герцен. При нём созревала новая реалистическая литература, которую он искренне приветствовал, активно поддерживал, горячо любил и неистово защищал от всякого рода псевдодрузей и её противников. Но на ранней заре своего творчества критик был всё-таки прав, утверждая: «У нас нет литературы». И, если бы я был Белинским, то в сегодняшние времена тоже открыто и честно, как и он, провозгласил бы простую истину: «У нас нет литературы: я повторяю это с восторгом, с наслаждением, ибо в сей истине вижу залог наших будущих успехов». [23]. В это признание я вкладываю тот смысл, что наша литература перестала, к сожалению, быть подлинным выражением духа народа, вполне самостоятельной формой выражения народного сознания. По существу, речь веду о литературе как общественной силе, которой, в моём представлении, Россия сегодня не обладает. Но надежды мои во многом оптимистичны, – ибо, хоть литературы как результата художественного высокого творчества ещё нет, но есть всё-таки кое-какой литературный процесс, движение к самобытной, национально неповторимой литературе, которой принадлежит великое будущее. На этой оптимистической ноте позвольте закончить моё литературное эссе. Уф, устал! Жена, участливо наблюдавшая за моими терзаниями, советует: «Хватит переживать! Написал две диссертации, даже стихи посвятил своему Белинскому, – пора освободить своей внучке книжные полки для новых учебников, – некуда их ставить». Но мне расставаться с Белинским не хочется. Творчество Белинского для меня – моя работа, моя наука, добрая память, вся моя жизнь… ПРИМЕЧАНИЯ 1.Белинский В.Г. Литературные мечтания. // Собрание сочинений.: В 9-ти томах. – Москва: Художественная литература. 1976. – Т.1. – С.47–48. 2.Белинский В.Г. Письмо Г.Н. и М.И.Белинским от 30 сентября 1829 года. // Собрание сочинений. : В 9-ти томах. – Москва: Художественная литература, 1976. – Т.9. – С.5. 3.Белинский В.Г. Литературные мечтания. // Собрание сочинений.: В 9-ти томах. – Москва: Художественная литература, 1976. – Т.1. – С.125. 4.Белинский В.Г. Месяцеслов на (високосный) 1840 год. // Собрание сочинений.: В 9-ти томах. – Москва: Художественная литература, 1977. – Т.2.– С.515. 5.Дэн Браун. Код да Винчи. Пер. с англ. Н.В.Рейн. – Москва: Метадор, 2005.–С.309. 6.Соловьёв Г.А. Эстетические идеи молодого Белинского. – Москва: Художественная литература, 1986. – С.56. 7.П.Анненков. Литературные воспоминания. – Москва, 1929. – 568 с. 8.Белинский В.Г. Опыт системы нравственной философии. Сочинение … Алексея Дроздова. // Собрание сочинений.: В 9-ти томах. – Москва: Художественная литература, 1976. – Т.1. – С.338. 9.Волынский А.А. Русские критики. Литературные очерки. – СПб., 1896. – С.5. 10.Литературное наследие Г.В.Плеханова. – М.–Л., 1923–1927. – Т.6. – С.145. 11.Литературное наследие Г.В.Плеханова. – М.–Л., 1923–1927. – Т.10. – С.240. 12. Белинский В.Г. Письмо Д.П.Иванову от 7 августа 1837 года. // Полное собрание сочинений.: В 9-ти томах. – Москва: Художественная литература, 1982. – Т.9. – С.53. 13.Овсянико–Куликовский Д.Н. Литературно-критические работы. – Москва, 1989. – Т.2. – С.75. 14.Е.Ю.Тихонова. Гуманизм Белинского как русское духовное явление. // В раздумьях о России ( XIX век). / Отв. Ред. Е.Л.Рудницкая. – Москва: Археографический центр, 1966. – С.129–154. 15.Тютчев Ф.И. Россия и Революция. // Полн. собр. соч. и писем: В 6 т. – Москва, 2003. –Т.3. – С.144–145. 16.Литературное наследство. – Т.57. – Москва: Изд. АН СССР, 1950. – С.294. 17.Карпенко Г.Ю. Возвращение Белинского: литературно-художественное сознание русской критики в контексте исторических представлений. – Самара: Изд. «Самарский университет», 2001. – С.3. 18.Проблема современного сравнительного литературоведения. – Сб. статей. – Москва, 2004. – С.74. 19.Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья 8-я. // Собрание сочинений.: В 9-ти томах. – Москва: Художественная литература, 1981. – Т.6. – С.363. 20.Белинский В.Г. Стихотворения М.Лермонтова. // Собрание сочинений. В 9-ти томах. – Москва: Художественная литература, 1978. – Т.3. – С.254. 21. Белинский В.Г. Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мёртвые души. // Собрание сочинений. В 9-ти томах. – Москва: Художественная литература, 1979. – С.62. 22.Белинский В.Г. Литературные мечтания. // Собрание сочинений.: В 9-ти томах. – Москва: Художественная литература, 1976. – Т.1. – С.108. 23.Белинский В.Г. Литературные мечтания. // Собрание сочинений. : В 9-ти томах. – Москва: Художественная литература, 1976. – Т.1. – С.125.
