>Архив Фонда
06.12.2013
Вячеслав НЕФЁДОВ. «Уверенность в себе и энергия – вот что нужно». К 200-летию со дня рождения Н. П. Огарёва
С любовью будет произноситься, и часто будет произноситься имя господина Огарёва, и позабыто оно будет разве тогда, когда забудется наш язык. Н. Г. Чернышевский. «В человеке дóлжно видеть человека», – писал «отец русской интеллигенции» Виссарион Григорьевич Белинский в статье о романе «Герой нашего времени», показав, как этого достигает М. Ю. Лермонтов в образе Печорина. Попробую и я, вслед за ними, попытаться сделать то же самое, но уже в отношении одного из самых замечательных поклонников Белинского и Лермонтова – Николая Платоновича Огарёва, который и по сей день остаётся в тени своего дальнего родственника А. И. Герцена. Огарёв родился в столичном Санкт-Петербурге 24 ноября 1813 г. в семье богатого пензенского помещика и происходил из благородных родов дворянских и чиновных аристократов. Будущие же поколения почитали и чтут этого деятеля российского революционно-освободительного движения за то, что он был, прежде всего, «аристократом духа». Своё детство, а отчасти отрочество и юность он провёл в родовом имении отца в селе Старое Акшино Пензенской губернии. «Акшено было для меня местом романтической привязанности, не меньше моей религиозной любви к умершей матери», – писал этот удивительный человек позднее. В то же время в его памяти сохранились и явления нелёгкой крепостной крестьянской жизни «крещёной собственности», полной унижения, рабства и бесправия. «В то время было движение ненависти крепостного человека к барству. Я на этом чувстве и рос». По осени, в 1820 г. семья Огарёвых переехала из Старого Акшина на постоянное жительство в «Первопрестольную» Москву. Приблизительно к 1823-24 гг. учёные-огарёвоведы относят первое знакомство Николая с Александром Герценом, который был на год его постарше. В это же время в 12-летнем возрасте Коля впервые услышал о трагической судьбе декабристов. Домашние учителя вместе со школьной премудростью знакомили мальчика со свободолюбивой гражданской лирикой А. С. Пушкина и К. Ф. Рылеева, с идеями декабризма. С зимы 1826 г. между Александром и Николаем началось и духовное родство. Вскоре это сближение переросло в крепкую и нерушимую дружбу. После этого подошёл и их «день сознания своей дороги» – так Огарёв окрестил памятную дату их с Герценом клятвы на Воробьёвых горах в 1827 г. – эта клятва стала чётким планом всей дальнейшей их жизни, деятельности и творчества. Герцен не раз говорил, что он и Огарёв – «разрозненные томы одной поэмы», которые «сделаны из одной массы», хотя и «в разных формах» и «с разной кристаллизацией». В сентябре 1829 г. в одно время они поступили в Московский университет, затем в январе 1832 г. Николай стал действительным студентом нравственно-политического отделения. В огарёвоведении едина мысль о том, что в университет они оба поступили с твёрдой решимостью основать здесь тайное общество с целью продолжения дела декабристов – и действительно: вскоре вокруг них сложился кружок вольнолюбивой молодёжи ярко выраженной политической направленности. В кружке студенты знакомились с трудами передовых для того времени русских и зарубежных писателей и учёных, особенно французских материалистов и социалистов-утопистов, мечтали о «новом союзе по образцу декабристов». Но уже летом 1833 г. за Огарёвым был установлен негласный полицейский надзор – за связь с членами кружка Н. П. Сунгурова, сосланными в действующую армию на Кавказ. Ко второй половине этого же года относится знакомство молодого Николая с А. И. Полежаевым. Полк, в котором гонимый императором поэт Полежаев служил рядовым солдатом, находился в это время в Москве. Так что поэт-солдат имел возможность сблизиться с друзьями из круга общения Герцена и Огарёва. 10 июля 1834 г. сын пензенского помещика впервые был арестован и провёл 9 месяцев в одиночном тюремном заключении «за прикосновенность к делу о пении в Москве несколькими молодыми людьми пасквильных стихов» и «переписку, наполненную свободомыслием». Действительно, студенты певшие на вечеринке антиправительственные песни, даже разбили бюст государя Николая Первого. Но ни Огарёв, ни Герцен участия в пирушке не принимали, так что суровое наказание, постигшее действительных её участников, их миновало. В то же время, захваченные при обыске у них бумаги показали, что они очень интересуются французскими социалистическими системами, особенно сен-симонизмом – и этого было достаточно, чтобы признать их виновными. Переживания об этом нелучшем промежутке своей жизни нашли отражение в огарёвской поэме «Тюрьма», написанной уже за рубежом, в 1857-58 годах. Приговорённый к ссылке, Огарёв в середине апреля 1835 г. с жандармским конвоем был доставлен в Пензу под «строжайший секретный надзор» местных властей и под наблюдение отца. В связи с этим в «Пензенской энциклопедии» О. М. Савин отметил: «На местном материале написаны поэмы Огарёва „Юмор”, „Зимний путь”, „Господин”, стихотворения „Деревня”, „Кабак”, „Деревенский сторож”, „Дорога”. В Пензенской губернии происходит и действие антикрепостнической. повести „Гулевой”». Человек крайне скромный, застенчивый, хотя и полный веры в своё призвание, Николай Платонович неотразимо действовал на всякого, кто был чуток к его душевной красоте. Вокруг него всегда создавался особый «огарёвский культ» – в его присутствии люди становились лучше и чище. Герцен говорил, что «жизненным делом Огарёва было создание той личности, какую он представлял из себя». В значительной степени напоминая Н. В. Станкевича, Огарёв влиял личной беседой, делясь богатым запасом своих знаний, высказывал яркие мысли. Отсутствие выдержки и усидчивости, беспредметная мечтательность, лень и привычка к размеренной жизни изо дня в день, без определённой цели, к сожалению, помешали его творчеству развернуться в полном объёме и сполна самореализоваться – но всё это было впереди. В мае 1838 г. Николаю была разрешена поездка из Пензы на лечение в Пятигорск – об этом позднее он рассказал в автобиографическом очерке «Кавказские воды», созданном в 1860-61 годах. В Пятигорске не всегда общительный Огарёв познакомился с некоторыми участниками неудачного восстания на Сенатской площади, переведёнными на Кавказ из Сибири. Долгие беседы Николай проводил с поэтом-декабристом А. И. Одоевским. «Встреча с Одоевским и декабристами возбудила все мои симпатии до состояния какой-то восторженности. Я стоял лицом к лицу с нашими мучениками, я – идущий по их дороге, я – обрекающий себя на ту же участь». О своё уважении перед «людьми 14 декабря» впоследствии Николай Платонович поведал нам в ряде своих произведений – среди них в лучшую сторону можно выделить стихотворение «Я видел вас, пришельцы дальних стран» (1838 г.) и статью «Разбор книги Корфа». Будучи ещё студентом Московского университета, а затем и служащим Московского архива иностранных дел, летом 1832–33 гг. Николай Огарёв приезжал в Пензу и в село Чертково, чтобы навестить больного отца. В Пензе он был определён на должность актуариуса в канцелярию губернатора А. А. Панчулидзева. Здесь же, чтобы не огорчать близких родственников, Огарёв стал бывать довольно часто в пензенском „свете”, и вскоре Николай встретился с племянницей губернатора М. Л. Рославлевой, которая стала его первой женой. По мнению энциклопедии Брокгауза и Ефрона, «бедная сирота, она должна была сама себе пробивать дорогу – и это совершенно извратило её нравственную природу, не лишённую хороших задатков». Умная и интересная, она на первых порах очаровала не только самого Огарёва, но и проницательного Герцена, и других друзей мужа. Как известно, Огарёв получил в наследство большое помещичье хозяйство, но, к сожалению, не сумел им толково распорядиться. В 1835-39 гг. ссыльный же попеременно жил в Пензе и Старом Акшине, создал несколько стихотворений, в том числе «На смерть поэта», посвящённое памяти А. С. Пушкина, «С моей измученной душою», «Удел поэта», «К друзьям», «Смутные мгновенья», «Шекспир». Находясь в Черткове, Огарёв написал стихотворения, посвящённые А. А. Тучкову и памяти отца. В 1839 г. он был освобождён из ссылки в Пензе и начал хлопоты по освобождению от крепостной зависимости крестьян села Верхний Белоомут Рязанской губернии. Вслед за этим предполагались меры по улучшению крестьянского быта в пензенских его владениях (в Старом Акшине, Черткове и др.), но с таким пылом начатая работа им самим же была прервана годами заграничных странствий в 1841-46 годах. Путешествие предпринималось с целью изучения „опыта Европы” и возможности его применения в России. Огарёв побывал в Германии, Италии, Франции, Швейцарии; слушал курс лекций в Берлинском университете. Огарёв участвовал и в деятельности петербургского кружка В. Г. Белинского, где был желанным гостем – об этом в своих «литературных воспоминаниях» писал И. И. Панаев. За эти годы поэт создал много поэтических произведений, среди них – стихотворный цикл «Buch der Liebe», посвящённый Евдокии Сухово-Кобылиной. Лето 1846 г. Огарёв провёл на даче в Соколове, где произошли известные теоретические споры, завершившиеся распадом московского кружка. О внутреннем состоянии поэта этой поры можно судить по его стихотворению „Искандеру”, написанному в дни идейных расхождений недавних друзей-единомышленников. В ноябре 1846 г. Огарёв поселился в Старом Акшине с решимостью всерьёз осуществить здесь свои социально-экономические преобразования, проявив нетипичную для того времени и для своего дворянского сословия заботу о них, тем самым показав «конкретное проявление чувства любви, дружбы, патриотизма». Путь к крестьянскому благоденствию виделся ему в соединении земледелия с фабрично-заводским производством, в замене подневольной барщины вольнонаёмным трудом, в переходе к фермерскому типу хозяйства. Поэт-просветитель открыл в селе больницу, разрабатывал план организации Народной политехнической школы с программой обучения, близкой к университетской, с целью подготовки „мужиков-пропагандистов”, с тем, чтобы „пустить их как ферменты в наши общины”. Понятно, что такие обширные планы не были и не могли быть осуществлены в полном их объёме в условиях того времени. Пензенский партийный деятель Г. В. Мясников писал: «жалко наш изумительный, порядочный, добросердечный народ». Тем более, что большинство акшинских крестьян сопротивлялось реформам «барина» и напрочь отказалось от свободы, заявив, что им и так хорошо. Фермерское хозяйство русские и мордва решительно отвергли. Даже собственные наделы пахали не всегда качественно, утверждая: «Если Господь уродит, то хлеб и так будет». Николай Платонович вновь жил в Пензе, посещал село Долгоруково – имение инсарского уездного предводителя дворянства А. А. Тучкова. Его дочь Наталья Алексеевна стала впоследствии второй женой поэта. Герцен же уже с 1847 г. стал жить за границей. В Пензенской губернии он владел имением в селе Дубасове (Архангельское) Керенского уезда. В дальнейшем, в газете «Колокол» Александр Иванович помещал неоднократно статьи о Пензе и нашей губернии, в том числе «Танеевское дело», «Каракозовское дело», «Храбрый Дренякин». Он упомянул Пензу в статьях «О тайных обществах и их объединении» и «Русские вопросы», Керенск упомянут в «Былом и думах». Дело и жизнь Огарёва осложнились обстоятельствами его семейной жизни – де-юре он формально состоял в браке с Рославлевой. Гражданский брак с Н. А. Тучковой поставил его перед необходимостью нелегального отъезда за границу, что оказалось невозможным. В феврале 1850 г. последовал вторичный арест и обвинение в политическом и религиозном вольномыслии, в организации «коммунистической секты». В ходе следствия в Третьем отделении эти обвинения отпали, Огарёв был освобождён из-под ареста, но с учреждением за ним нового полицейского надзора. В эти же годы богатое состояние Огарёва исчезло очень быстро – это произошло как вследствие «стараний» его первой жены, так и беспорядочности жизни его самого. Только смерть Николая Первого избавила Огарёва от этого надзора, что позволило ему уже в январе 1856 г. получить заграничные паспорта и вместе с женой Н. А. Тучковой отправиться в Лондон, где после смерти первой жены они обвенчались. Там ждал его Герцен. Как оказалось, в возрасте 43 лет Николай Платонович покинул Россию навсегда. После этого практически во всех произведениях Огарёва был заметен возврат к его прошлой русской жизни. В том же году вышел в свет первый сборник стихотворений поэта. Тогда же А. И. Герцену была интересна «философия Гегеля – алгебра революции, она необыкновенно освобождает человека». По инициативе Огарёва в 1857 г. было начато издание «Колокола» – первой русской бесцензурной газеты. Герцен писал И. С. Тургеневу: «„Колокол” основал Огарёв». В первом номере газеты, 1 июля 1857 г., были помещены стихи Огарёва, призывавшие «В годину мрака и печали с сознаньем доблести спокойной, звонить во все колокола». На этих же страницах печатались его статьи и воззвания, посвящённые Пензе и Пензенской губернии: «О тайных обществах и их объединении», «Русские вопросы», «Всему народу русскому, крестьянскому от людей ему преданных поклон и грамота», «Братья солдаты! Одумайтесь – пока время» – это была «эпоха прокламаций». За „Колоколом” последовал период „Общего веча”, другой бесцензурной газеты, предназначавшейся конкретно для русского крестьянства. Потом вышел сборник «Голоса из России» – на страницах этих и других изданий Вольной русской типографии Огарёв опубликовал многие десятки публицистических статей, прокламаций и поэтических произведений: свыше 200 достойно-прекрасных произведений разных авторов впервые обрели печатную жизнь, к примеру, как известно, письмо Белинского к Гоголю впервые было напечатано в 1855 г. в «Полярной звезде». «„Полярная звезда”, – по мнению В. И. Ленина, – подняла традицию декабристов. „Колокол” встал горой за освобождение крестьян. Рабье молчание было нарушено». В канун известных своей незавершённостью реформ Александра Второго Огарёв окончательно сформировался как русский революционный демократ. При его активном участии создавалась «Земля и воля» в 1861-62 гг. – первая в России нелегальная партия, ставившая своей целью осуществление антифеодальной военно-крестьянской революции. Огарёв поддерживал постоянные связи с Комитетом русских офицеров в Польше, способствовал объединению этой тайной военной организации с „Землёй и волей”. Ведомые братской солидарностью с польским народом, Огарёв и Герцен поддержали восстание 1863 г. против русского царизма в Польше, чем спасли «честь русской демократии». Идеалы «крестьянского социализма», которым были верны Огарёв, Герцен и Чернышевский, конечно же, были утопическими, хотя сами они все вовсе не были, по меткому выражению Герцена, «цеховыми учёными». Так что требование «Земли и воли», выдвинутое Огарёвым в статье-прокламации «Что нужно народу?», увидевшей свет в 1861 г., в 102-м номере «Колокола», действительно выразило стремления русского крестьянства, определило сущность всего «революционно-демократического этапа освободительного движения в России» и стало его программным документом. Отвечая на поставленный в названии статьи вопрос, Огарёв выделил основные – и справедливые – требования. Это передача крестьянам земли, «которой теперь владеют», сокращение размеров выкупа и податей с государственных крестьян, общинное владение землёй, сокращение армии, избавление народа от засилья чиновников, введение самоуправления и всенародного представительства. Все эти пункты были популярны не только среди революционеров, но и в среде русского крестьянства, как «распространённейший лозунг крестьянской массы, забитой и тёмной, но страстно ищущей света и счастья». Много сил отдавал Огарёв и деятельности литературной. В 1857-58 гг. в Лондоне впервые увидели свет две первые части его поэмы «Юмор» и сборник «Стихотворения», вышедший вторым изданием. В 1860-61 гг. с предисловиями Огарёва в издательстве Вольной русской типографии вышли «Думы. Стихотворения К. Рылеева» и сборник «Русская потаённая литература XIX века». В 1863 г. среди литературы, поступавшей в Россию, появились его «Свободные русские песни». Среди прочих талантов, Огарёв был весьма остроумным автором эпиграмм. К примеру, после выхода в свет в 1867 г. тургеневского романа «Дым», вполне предвидя закат творчества Ивана Сергеевича, он высказался: «Я прочёл ваш вялый „Дым” и скажу вам не в обиду – я скучал за чтеньем сим и пропел вам панихиду». В 1869-70 гг. Огарёв сблизился с М. А. Бакуниным, а через него – с С. Г. Нечаевым, и некоторое время поддерживал их не всегда разумные дела. Николай Платонович помогал Нечаеву в его попытках наладить издание «Колокола» (в апреле-мае 1870 г. вышло 6 номеров), но вовремя убедившись в его политическом авантюризме, порвал с ним связи. В сентябре 1874 г. скиталец-помещик переехал из Женевы, где он жил с 1865 г., в связи с переездом из Лондона Вольной русской типографии, опять в Англию. Запутавшись в своих отношениях и со второй женой, которая ранее стала подругой Герцена, Огарёв, поселился в тихом Гринвиче – изредка переписывался с П. Л. Лавровым, который издавал в Лондоне журнал "Вперёд!". Одиночество русского барина-эмигранта разделяла добрая и скромная Мери Сетерленд – женщина „простого звания”, с которой он встретился и подружился ещё в 1859 году. После смерти Герцена в 1870 г., Николай Платонович жил в бедности – больной, без всяких средств. Он получал лишь небольшие деньги, сначала от Герцена, а после смерти автора романа «Кто виноват?» – от семьи его. Огарёв незаметно скончался в Гринвиче 31 мая 1877 года. К нашим друзьям-героям – Огарёву и Герцену – вполне применимы слова историка В. О. Ключевского: «Чужой западноевропейский ум призван был нами, чтобы научить нас жить своим умом, но мы попытались заменить им свой ум». * * * Самым главным своим предназначением Огарёв считал именно литературную жизнь. Самые ранние стихи поэта относятся к началу 1830 гг., времени жёсткой политической «стабильности», последовавшей за разгромом декабристов. Начинал он как романтик – в этой обстановке и возник тот разлад между патриотически гуманными идеалами и практической невозможностью их осуществления, который определил внутренний драматизм его поэзии тех лет. Лирический герой поэзии Огарёва – передовой достойный человек своего времени, дворянин, живущий напряжённо-умственным творчеством, занятый идейно-философскими исканиями и раздумьями, его волнуют коренные вопросы окружающей жизни, он жаждет свободы, стремится к правде и справедливости. «Наслаждение жизни для такой личности заключается в том, чтобы жить для других, быть счастливым от счастья близких и скорбеть их горем, как своим личным горем», – писал Н. Г. Чернышевский. Поначалу Огарёв использовал преимущественно условно-романтические формы, свободные, в то же время, от стандартов современной ему литературы. От его лирических монологов-исповедей веет искренностью и задушевностью, но уже на рубеже 1830-40 гг. акшинский помещик часто выходил за рамки романтизма. Обращаясь к явлениям народной жизни, он использовал для их воспроизведения конкретно-исторические, реалистические формы. В. Г. Белинский, осудивший «гамлетовские» сомнения в огарёвских «Монологах», пришёл в восхищение от «Деревенского сторожа»: «„Ночной сторож” Огарёва – прелесть! В душе этого человека есть поэзия”. Значительное место в лирике поэта заняли мотивы дружбы и любви. Все его произведения, созданные им в последнее десятилетие его жизни на Родине, – это выражение внутренней жизни поэта, его духовного развития, отклики на революционные события 1848 г. в Европе или раздумья над явлениями социально-политической жизни России. К примеру, в поэме «Господин» Николай Платонович описал тип помещика-либерала, оказавшегося неспособным преодолеть разлад между словом и делом. О долге дворянской интеллигенции перед народом напомнил Огарёв в повести «Деревня». Потерпев неудачу в попытках улучшить крестьянскую жизнь, её герой говорит о решимости уехать в эмиграцию, чтобы иметь возможность «клеймить изустно и печатно» царский режим. Более двух десятков лет скитаний вне Родины, с 1856 по 1877 гг., были самыми плодотворными в литературной деятельности поэта, в особенности, сразу первое десятилетие после разлуки с Россией. Свыше 300 разных по жанру произведений было опубликовано Огарёвым в это время на страницах «Полярной звезды», «Колокола», «Общего веча», в различных сборниках Вольной русской типографии. За эти же годы были опубликованы более 100 агитационных и лирических произведений, которые создавались им в условиях, свободных от цензурного гнета, и потому все они были связаны с его публицистической и практической революционной деятельностью. К примеру, «Предисловие к „Колоколу”» прозвучало как начало обращения поэта с революционной проповедью к народу. Основным пафосом произведений поэта до отмены крепостного права было требование безусловного уничтожения рабства в России. С большой эмоциональной силой эта идея им была воплощена в стихотворении «Свобода». Страстным призывом к революции прозвучала поэма «Забытье». В ней Огарёв обратился к деятельности декабристов – к «праотцам», к «первенцам свободы», веря, что «с былым святая связь» может и должна стать одним из стимулов социально-политического и духовного возрождения Руси. Через всё его поэтическое творчество заграничного периода прошёл образ Родины. В некоторых произведениях Николай Платонович нередко прибегал к новому строю поэтической речи, опираясь на различные формы устного народного творчества – сказа, речитатива, плача, повторов. Но не все его опыты на этом пути были успешными, хотя его стихи и поэмы в рукописных копиях расходились по всей России и были широко известны передовой молодёжи 1860-70 годов. Почти полвека продолжалась деятельность Огарёва на благо «дикой страны, в которой массы народа настолько были ограблены в смысле образования, света и знания», а ведь «такой страны в Европе не осталось ни одной, кроме России». По мнению огарёвоведа С. С. Конкина, «его поэзия явилась связующим звеном между Пушкиным и Лермонтовым, с одной стороны, Некрасовым и поэзией революционного народничества – с другой». Мне довелось в своё время посетить могилу Николая Платоновича Огарёва в Москве на Новодевичьем кладбище и отдать дань его памяти. Путешествуя по огарёвским местам, автор посетил Петербург, Москву, Пятигорск, Саранск, Пензу, Париж, Женеву… С 7 мая 1970 г. Мордовский госуниверситет стал называться «имени Н. П. Огарёва», а при саранском МГУ открыли музей классика. В 1976 г. был открыт астероид № 5158, названный «Огарёв» Перечитывая стихи и поэмы отца-основателя «Колокола», его публицистику, особенно пронзительно начинаешь понимать, что хотя прошло и много лет со дня смерти Николая Платоновича, в нашей любимой России мало что меняется: «Скучно мне да жалко сторону родную», но есть надежда, что «стезёю благодатною Русь вперёд помчится вольная!». И это неслучайно, ведь до сих пор заслуживающие внимания его стихи «полны искренности, в них есть живая интонация, как бы раздумье вслух. Творчество Огарёва – важная страница русской гражданской поэзии». «Поэт истинный» и истинный патриот, он был одним из тех исключительных по своим достоинствам личностей, кому принадлежал, по собственному его выражению, «клич на подвиг, вызов на дело». Не будем забывать и известные слова Огарёва, вынесенные в заголовок этой статьи: «Уверенность в себе и энергия – вот что нужно, а отчаяние ведёт к тому, чтобы ничего не делать». Читателям же я просто рекомендую перечитать огарёвское «Избранное» (М., 1977) и сборник «Н. П. Огарёв в воспоминаниях современников» (М., 1989). Александровка – Пенза, май 2013 года.
