>Архив Фонда
18.08.2010
Жрец истины. Слово о Белинском Л. В. Рыжковой-Гришиной
Слово об авторе: Любовь Владимировна Рыжкова-Гришина - поэт, прозаик, филолог, член Союза писателей России, лауреат ряда международных и всероссийских литературных конкурсов, кандидат педагогических наук. Живёт в Рязани. Автор книг-художественных, литературоведческих, исторических, научно-публицистических. Номинант первого конкурса "Алые паруса" Министерства РФ по делам печати в номинации "Поэзия" за рукопись книги "Брусничный рай" (2003); лауреат Международного конкурса детской и юношеской художественной и научно-популярной литературы имени Алексея Толстого (2007); лауреат Первой премии Международного благотворительного фонда "Русская культура" (2008); лауреат международного литературного фестиваля "Славянские традиции" (2009); победитель (Первое место) Всероссийского литературного художественно-публицистического конкурса "Правда жизни" (2010). Автор книг: "Homo scribens", "Сотаинник", "Цветочная азбука", "Волшебный букварь", "Зарифмованный дворец", "Солнечная история", "Золотая пыльца", "Духовные воители Руси", "Учебно-методический комплекс по развитию речи" в 3-х книгах, "Августейшая ночь" и др. Жрец истины Слово в защиту достоинства русского литератора В. Г. Белинского Давно мне хотелось написать статью о В. Г. Белинском, его творческая жизнь с университетских времён тревожила незрелое сознание, особенно с момента, когда однажды буквально «обожглась» его мыслью, высказанной в книге «Сочинения Александра Пушкина», в «Статье восьмой»: «Озлобленный ум есть тоже признак высшей натуры, потому что человек с озлобленным умом бывает недоволен не только людьми, но и самим собою» [1] . В пору юношеской мечтательности и связанными с нею дерзновенно-нигилистическими настроениями мысль эта для многих звучала актуально. Потом-то сам Виссарион Григорьевич так скажет об ошибках молодости: «Кто в молодости не мечтал, не предавался обманам, не гонялся за призраками, и кто не разочаровывался в них, и кому эти разочарования не стоили сердечных судорог, тоски, апатии, и кто потом не смеялся над ними от всей души?» [2] . Шло время, а статья всё не была написана. В последнее время, видимо, в связи с 200-летием со дня рождения В. Г. Белинского, стали появляться о нём статьи, и надо сказать, не всегда с положительной оценкой. Чаще – больше похожие на злобные наветы, запоздалое и безопасное для авторов критиканство. Буквально на днях, получив «Литературную Россию», нахожу здесь материал «Против естества русской культуры», автор – И. Гречаник (№ 27 (2461) 02.07.2010). И что же мы здесь находим? «Белинский прошел мимо важнейших религиозных идей…» «Он не смог всецело оценить талант многих классиков – от Пушкина и Гоголя до Гончарова и Достоевского…» «Белинский, в первую очередь, уязвимый в силу отсутствия историзма в системе мышления…» «Белинский оказал гибельное влияние на русскую критику…» «… главная ошибка Белинского и его последователей состояла в том, что они восстали против естества русской культуры, породившей шедевры древнерусского слова и искусства…» Если бы не знать, что всё сказанное относится к В. Г. Белинскому, можно подумать, что речь идёт (в лучшем случае) о каком-то заурядном писателе или захолустном журналисте, едва могущим написать чахлый репортажик в провинциальную, дышащую на ладан газетёнку. А ведь всё это сказано о В. Г. Белинском. И дело вовсе не в том, что его имя мы привыкли произносить с уважением, и не в усвоенных «догматах советского литературоведения» , а в том, что личность этого критика всё ещё остаётся для нас нераскрытой тайной . Достойна чести та дискуссия, когда обе стороны находятся в равных условиях и имеют одинаковые права. И напротив, недостойна та, где этого нет. Давно сказано: лежачего не бьют. И ещё сказано: о мёртвых не говорят худого… хотя бы потому, что они находятся для нас в зоне недосягаемости. При этом рассуждать о творчестве – можно, судить – нельзя, а где их зыбкая грань – каждый решает для себя сам в меру отпущенной ему Богом совести. Может быть, потому и появляются в последнее время о В. Г. Белинском работы не только отмеченные здравым смыслом, но и буквально обличительно-пасквильные. Как жаль, что В. Г. Белинский не может ответить на все эти выпады, отдающие дерзостью моськи, этакой шариковской смелостью, бодрым потявкиванием из-за угла, когда в случае опасности есть куда скрыться и, возможно, за кого спрятаться. Но самое главное, когда тот, на кого нападают, уже не может ответить и вступиться за свою честь. Вот и автор данной статьи, заранее зная, что подобное отношение к В. Г. Белинскому вызовет гнев (и справедливый!) со стороны многих мыслящих людей, тут же ополчается против потенциальных оппонентов: «… таких «образованных» «белинсколюбивых» людей вполне можно понять: заучили, фактически, с детства про «энциклопедию русской жизни», и когда нашёлся «нахал», ни с того ни с сего «ляпнувший» неосторожное словцо, что, мол, дескать, знаем ваших кумиров, – долг всякого интеллигентного человека доблестно встать на защиту святыни, чтобы не потускнели золотые буквы, выгравированные в сознании…» . По всей видимости, к таковым «нахалам» (причём, со знаком «плюс») причисляет себя и автор сего сочинения, пасквильного по своей сути и не отличающегося ни подлинной смелостью, ни настоящим патриотизмом, но зато отмеченным агрессивностью, собственной безликостью и цитированием чужих мыслей. Хотя В. Г. Белинский давно заметил на этот счёт: «Заимствованные мысли редко удаются» . Сам же автор статьи себя относит к патриотам отечества и, несомненно, почвенникам. Но почвенник почвеннику рознь, так же как западник западнику. И мы встаём не на защиту «святыни», а на защиту достоинства русского литератора В. Г. Белинского, ибо долг нормального человека (не обязательно интеллигентного) – уважать других. Да, мне давно хотелось написать статью о В. Г. Белинском, и может быть, назвать её «Знакомый незнакомец Белинский». Понимаю, что не весьма оригинально, но это позволило бы сразу отметить, что Виссарион Григорьевич Белинский до сих пор являет собою пример какой-то удивительной и странной литературной и человеческой судьбы, совершенно не понятой современниками и непонятной нам, людям XXI века. Как бы мы ни силились понять его, мы тут же столкнёмся со стереотипами, каковыми полны критические и литературоведческие работы о нём. Для одних он – гений, для других – злодей, с одной стороны, он – патриот-националист, с другой – западник-космополит. Но это, повторяю, стереотипы, клише, которыми мы бездумно привыкли руководствоваться во всех случаях, когда речь идёт о В. Г. Белинском. В изданиях советского периода мы непременно прочитаем, что он – революционный демократ, либерал, защитник просвещения и враг мракобесия и т.д. В современных работах звучат уже разные мнения, некоторые исследователи в пылу ниспровержения готовы выкинуть на помойку всё, что в советскую эпоху для нас являлось эталоном художественности и образцом хорошего вкуса. Под этим же углом всё чаще рассматривается и творчество В. Г. Белинского. И потому стали раздаваться мнения, что В. Г. Белинский – этакий нехороший западник, не пощадивший самого Н. В. Гоголя и всё в подобном духе. Но духовный мир В. Г. Белинского гораздо сложнее и талантливее многого того, что о нём порою пишется, и гораздо более напряжённее и драматичнее, чем мы себе представляем . В связи с написанием этой статьи мне пришлось ознакомиться, помимо работы И. Гречаник, ещё с двумя материалами, на которые она ссылается: С. Сергеев «Не хочу быть французом» ( http://www.portal-slovo.ru ) и Ю. Павлов «Белинский как эмбрион, или Спасибо Винникову» (Литературная Россия, № 14, 2010). С. Сергеев говорит о В. Г. Белинском деликатно и видит в нём «основателя либерального национализма в России», так как, по его мнению, национализм (как ни странно!) вырос на почве философии западников, а не славянофилов. Уважаемый автор приводит убедительный пример: «Не случайно, крупнейший идеолог русского национализма Михаил Меньшиков вышел из умеренно либеральных, а отнюдь не славянофильских кругов» . Это как раз говорит о том, что мы не должны и не имеем права снисходительно отворачиваться от своих идеологических предшественников, и что в философии западничества и в философии славянофильства можно найти рациональное зерно, и возможно, в синтезе их идей только и можно обрести искомую истину . Жаль вот только, что автор другой статьи Ю. Павлов оказался не столь деликатен, как хотелось бы, и это видно уже по её названию. Не будем подробно останавливаться на её положениях, но заметим сразу, что характер работы – невыдержанный и тенденциозный. И потом, мы никогда не согласимся с тем, что «критик – последователь французских революционеров-людоедов, сторонник философии разрешения крови по совести, праотец большевизма и современных либералов гайдаровско-чубайсовского типа» . Это явный перебор. И хотя Ю. Павлов подкрепляет это вывод высказываниями самого В. Г. Белинского о его тяготении к радикальным мерам, тогда в этот ряд можно поставить многих писателей, например, Ф. М. Достоевского, который в 1877 году в «Дневнике писателя» заметил: «Но кровь, но ведь все-таки кровь», – наладили мудрецы, и, право же, все эти казенные фразы о крови – всё это подчас только набор самых ничтожнейших высоких слов для известных целей. Биржевики, например, чрезвычайно любят теперь толковать о гуманности. И многие, толкующие теперь о гуманности, суть лишь торгующие гуманностью. А между тем крови, может быть, еще больше бы пролилось без войны. Поверьте, что в некоторых случаях, если не во всех почти (кроме разве войн междоусобных), – война есть процесс, которым именно с наименьшим пролитием крови, с наименьшею скорбию и с наименьшей тратой сил, достигается международное спокойствие и вырабатываются, хоть приблизительно, сколько-нибудь нормальные отношения между нациями. Разумеется, это грустно, но что же делать, если это так. Уж лучше раз извлечь меч, чем страдать без срока» . Безусловно, у В. Г. Белинского есть то, с чем мы не можем согласиться. Да, он действительно иногда не стеснялся в выражениях, но это наблюдается лишь в личной переписке, вовсе не предназначенной для чужих глаз и ушей . Но мы добродушно позволили себе это забыть и теперь по-хозяйски копаемся в его письмах, небрежно указывая, что нам в них нравится, и что нет, будто это наша личная собственность. А забыли, вероятно, потому, что прошло 200 лет со дня рождения великого критика, и его письма, равно как и его сочинения давно стали достоянием общества. Но это вовсе не означает, что мы должны поступать, подобно библейскому Хаму, который, помнится, указывал на наготу своего отца, тем самым продемонстрировав свою подлинно хамскую сущность. А вот станут ли достоянием общества наши с вами сочинения, господа хорошие, это ещё вопрос. Так что остыньте немного и поубавьте пыл, уличая В. Г. Белинского в грехах после его двухсотлетнего присутствия на русской литературной сцене. Да, порой он дурно отзывался о некоторых людях, но это, опять же, наблюдается в личной переписке; в опубликованных сочинениях он придерживался хорошего тона, который, однако, вовсе не означает, что человек, придерживающийся его, всегда бывает приторно-ласков и не может высказать своего решительного мнения по тому или иному вопросу. Хотя, согласитесь, больно узнавать его отрицательное мнение о М. В. Ломоносове, В. К. Тредиаковском или, напротив, возвышенно-пиитическое – о Петре I . Но нельзя относить к недостаткам В. Г. Белинского его собственное признание в том, что он плохо знал русскую историю. Иные прямо-таки цепляются за эти слова, видя в них повод для критики. Но это его признание говорит лишь о его самокритичности и высокой требовательности к себе; это же доказывает и другое его признание – в своей неспособности писать. Но это не значит, что мы должны тут же набрасываться на него, уличая его в творческом бессилии. И. А. Бунин, кстати, всю жизнь мучился вопросом: а писатель ли он? Что же – от этого бунинского признания мы перестанем его любить и сделаем вывод о том, что он не умел писать? Не чересчур ли? Да, В. Г. Белинский – так называемый революционный демократ, но был ли среди всех этих демократов, да и почвенников, кстати, тоже такой горячий и страстный патриот своего отечества, каким был он? Да, он западник, но ведь и величайшего патриота России И. С. Тургенева формально причисляют к этому стану. Но много ли найдётся западников, подобных И. С. Тургеневу, который бы со всей страстностью натуры писал о «великом и могучем» русском языке такие проникновенные строки, которые сегодня знает каждый школьник? Удивительно, но у В. Г. Белинского мы находим подобное: «И мы первые скажем, что употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово, – значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус» [3] . И разве так уж дурны его слова о русской личности, о том, что «душна и страшна ей всякая ограниченность и узость» ? Вероятно, каждый видит то, что ему близко, потому и выбирает из контекста именно эти фразы. И потому грустно читать такое замечание Ю. Павлова: «Конечно, и «слева», и «справа» многие благородно возмутятся: как мог мерзкий карлик Павлов поднять руку на великана Белинского?» . Нет у меня такого чувства, нет, есть лишь грусть, ведь этот автор тоже приводит близкие ему доводы и тоже явно тенденциозные. Мне думается, что В. Г. Белинский, как истинно мыслящий человек, шёл по своему духовно-нравственному пути, и в своей эволюции приблизился к славянофильским настроениям. И может быть, даже в большей степени, чем они, он стал выразителем национального самосознания . И мы совершенно не согласимся со следующей мыслью Ю. Павлова: «Итак, большинство оценок, данных Белинским русскому народу в статьях и письмах, никак не попадает в разряд «русофильских», «националистических». Поэтому всё сказанное и не сказанное не позволяет согласиться и с версией Сергеева, и с мифом о Белинском как о «тайном славянофиле», о прозревшем русском, мифом, очень популярным среди «правых» в 70–80-е годы ХХ века и периодически транслируемым сегодня» . И уж совершенно беспочвенны его обвинения В. Г. Белинского во «флюгерстве». Уж чего-чего, а «флюгером» он никогда не был, напротив, отстаивая свою позицию, он часто поступал даже во вред себе. Он шёл своим путём, у него была свой взгляд, пусть иногда чересчур восторженно-экзальтированный, а иногда упадническо-пессимистический, и снова – крылато-эмоциональный. Но это, опять-таки, не даёт нам повода снисходительно говорить об ошибках В. Г. Белинского, и десятки раз в одной статье с явным ёрничаньем называть его «неистовым Виссарионом». Мне думается, любой человек заслуживает уважительного отношения к своему внутреннему миру. Или по крайней мере, заслуживает того, чтобы его попытались понять, тем более, если речь идёт о такой сложной личности, как В. Г. Белинский. В этом смысле не вполне убедительны ссылки Ю. Павлова на мнения о критике других литераторов, в частности, В. В. Розанова, который называл В. Г. Белинского «выродком», «клопом», проползшим по русской литературе» . На наш взгляд, такой лексикой В. В. Розанов больше охарактеризовал себя, нежели В. Г. Белинского, это, во-первых. А во-вторых, не стоит ссылаться на В. В. Розанова как на образец русского патриота. Достаточно привести лишь пару цитат из его работы «Апокалипсис нашего времени», чтобы понять истинное его отношение к России: «Между Европой и Азией мы явились именно «межеумками», т. е. именно нигилистами, не понимая ни Европы, ни Азии. Только пьянство, муть и грязь внесли» и ещё: «Среди «свинства» русских есть, правда, одно дорогое качество – интимность, задушевность. Евреи – то же. И вот этою чертою они ужасно связываются с русскими. Только русский есть пьяный задушевный человек, а еврей есть трезвый задушевный человек» . Неужели после этих розановских слов на него можно опираться как на высокий русский авторитет? Увольте… И неужели его мнение о В. Г. Белинском может прозвучать для нас весомо? Никогда… Но вернёмся к статье И. Гречаник. В. Г. Белинский – личность уникальная. Сложная. Противоречивая. И говорить о нём как о человеке, далёком от религиозно-философских идей, далёком от «историзма в системе мышления» и о том, что он не смог оценить талант многих современных ему поэтов – более чем странно. И уж тем более, безапелляционно заявлять, что он «оказал гибельное влияние на русскую критику»… Считаю, это не просто заурядная безграмотность, а возможно, некий умысел и даже ангажированность автора. По крайней мере, вектор статьи далеко не славянофильский, хотя автор и сетует на то, что «до сих пор за «бортом» литературной критики находятся славянофилы, а также К. Ф. Головин, Ю. Н. Говоруха-Отрок и ещё множество других незаслуженно замалчиваемых имён» . Да, верно говорит автор об этих нарочито замалчиваемых и незаслуженно забытых именах, но к этому мы, возможно, вернёмся в следующий раз. Конечно, есть у В. Г. Белинского мысли, которые без некоторого внутреннего противления читать сложно, но они возникают тогда, когда он восстаёт против «лапотно-сермяжного мнения» и встаёт на защиту «родной ему сферы вечной гармонии» . Но ведь у В. Г. Белинского много такого, что вызывает удивление, восхищение, даже восторг, и что даёт о нём представление как о человеке широкого кругозора, думающем, ищущем, совестливом. Приведём лишь некоторые его мысли, где так много знания жизни и понимания её глубины и остановимся в изумлении перед его талантом. «Жизнь не обманывает глупцов; напротив, она всё даёт им, благо немного просят они от неё – корма, пойла, тепла да кой-каких игрушек, способных тешить пошлое и мелкое самолюбьице» [4] . «Есть люди, которым если удастся что-нибудь сделать порядочное, они с самодовольствием рассказывают об этом всему миру и таким образом бывают приятно заняты на целую жизнь» [5] . «Сердце имеет свои законы – правда, но не такие, из которых легко было бы составить полный систематический кодекс» [6] . Таких жемчужин у В. Г. Белинского – тысячи, они щедро рассыпаны в его сочинениях, и можно только удивляться богатству его мышления, а ведь мы взяли их из одной лишь «Статьи восьмой» о А. С. Пушкине. То, что у него заключено в одной статье, у других, право, может быть заключено в огромном труде, а то и не быть вовсе. Более того, у него мы находим мысли, совершенно созвучные нашей странной и дикой, цивилизованной, но бескультурной эпохе. Например, сейчас нам усиленно внушают идею толерантности (терпимости) – но разве русского человека надо учить миролюбию и доброму отношению к другим народам, культурам, верованиям? Миролюбие, добрососедство, человеколюбие, гуманность заложены в генетическом коде русского человека . Но что касается толерантности к злу – увольте! Вот и В. Г. Белинский в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» говорит о гуманности, которая «… находится в решительном противоречии с презрением к кому бы то ни было, кроме негодяев и подлецов» [7] . Сочинения В. Г. Белинского, посвященные анализу творчества современников (А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, И. С. Гончарова, В. И. Даля, А. И. Герцена), буквально пересыпаны разного рода замечаниями ( «В маленьких городках жизнь однообразна, узка, мелка, все друг друга знают и если не враждуют между собою, то непременно пребывают в нежнейшей дружбе: средних отношений почти нет» );. житейскими наблюдениями, например, о провинции и столице ( «Тут все дико им, все не так, как у них. Там жизнь простая, нараспашку; ходят друг к другу во всякое время, без доклада». «А здесь, – в столице, все назаперти, везде колокольчики, везде неизбежное: как прикажете доложить? а потом то дома нет, то нездоров, то просят извинить – заняты, а когда примут, то, конечно, вежливо, но зато как равнодушно, холодно, никакого радушия, ни позавтракать, ни пообедать не пригласят...» ); сентенциями («Философ говорит силлогизмами, поэт – образами и картинами, а говорят оба они одно и то же») . Белинский прекрасно писал о любви: «Любовь имеет свои законы развития, свои возрасты, как цветы, как жизнь человеческая. У ней есть своя роскошная весна, свое жаркое лето, наконец, осень, которая для одних бывает теплою, светлою и плодородною, для других – холодною, гнилою и бесплодною» . Характеризуя героя, он пишет о местах детства так, словно каждому из нас зрит в душу: «Места – свидетели его детства – расшевелили в нем прежние мечты, и он начал хныкать о их невозвратной потере, говоря, что счастие в обманах и призраках. Это общее убеждение всех дряблых, бессильных, недоконченных натур» . Он писал о русском языке и таланте художника, о силе искусства и воспитании нравов, о русской истории и русской самобытности, о материнстве и детстве, о дружбе и труде. Он поднимал вопросы, для многих далеко нелицеприятные, не убаюкивающие и без того сонное сознание обывателя, но напротив, пробуждающие от душевной спячки. Он словно тормошил своих современников, работающих на литературной ниве, убеждая их отказаться от эгоизма, выдаваемого за добродетель и призывая к высокой правде искусства . Приведём красноречивую цитату: «В самом деле, представьте себе человека обеспеченного, может быть, богатого; он сейчас пообедал сладко, со вкусом (повар у него прекрасный), уселся в спокойных вольтеровских креслах с чашкою кофе, перед пылающим камином, тепло и хорошо ему, чувство благосостояния делает его веселым, – и вот берет он книгу, лениво переворачивает ее листы, – и брови его надвигаются на глаза, улыбка исчезает о румяных губ, он взволнован, встревожен, раздосадован… И есть от чего! книга говорит ему, что не все на свете живут так хорошо, как он, что есть углы, где под лохмотьями дрожит от холоду целое семейство, может быть, недавно еще знавшее довольство, что есть на свете люди, рождением, судьбою обреченные на нищету, что последняя копейка идет на зелено вино не всегда от праздности и лени, но и от отчаяния. И нашему счастливцу неловко, как будто совестно своего комфорта. А все виновата скверная книга: он взял ее для удовольствия, а вычитал тоску и скуку. Прочь ее! «Книга должна приятно развлекать; я и без того знаю, что в жизни много тяжелого и мрачного, и если читаю, так для того, чтобы забыть это!» – восклицает он. – Так, милый, добрый сибарит, для твоего спокойствия и книги должны лгать, и бедный забывать свое горе, голодный – свой голод, стоны страдания должны долетать до тебя музыкальными звуками, чтоб не испортился твой аппетит, не нарушился твой сон...» [8] . Неужели после этих слово у кого-то ещё может возникнуть мысль о том, что В. Г. Белинский не любил своего отечества, не желал ему блага, не стремился бы к исправлению нравов? Ведь именно для того он и взывал к своим современникам, чтобы они смело взглянули правде в глаза, обличили пороки общества, прямо указали на них и сделали бы всё, от них зависящее на пути к их устранению и построению благородно-совершенного общества . И разве не достойны восхищения слова В. Г. Белинского: «Я – русский, и горжусь этим» , сказанные им искренно, без расчёта на публику? И разве не могут они быть сегодня своеобразным примером и маяком для каждого патриота? Конечно, он видел пороки общества, пытался понять и корень зла, он мог ошибаться, противоречить самому себе, но это говорит лишь о сложной внутренней борьбе, о непростой духовной эволюции, о росте его национального самосознания. Грустно было читать слова Ю. Павлова о двух последних годах жизни критика, «когда Белинский стал «местами» русеть» , потому что он не поверил в искренность происходящих с В. Г. Белинским перемен. А ведь эти два последние года жизни для В. Г. Белинского были очень драматичны, поскольку он медленно умирал от туберкулёза и знал это. Кровотечения становились всё более частыми, а духовная жизнь продолжалась… Его мятежная душа сгорала, терзаясь мыслями об уходе. Именно в это время он многое пересмотрел в своих прежних взглядах, переоценил и передумал. И мне думается, он уже стоял на новом пути, вернее, он стоял на своём эволюционном пути, но крен был сделан в сторону от прежнего либерализма . Но не стоит расточать силы на рассуждения о том, что могло бы быть… Если взглянуть беспристрастно на творчество В. Г. Белинского – оно уникально хотя бы тем, что перед нами сочинения «философствующего духа». Творчество В. Г. Белинского для нас всё ещё материк малоизученный и, к сожалению, ныне читаемое всё меньше и меньше. А жаль. Речь В. Г. Белинского щедра на яркие образы и меткие выражения: «патриархальная логика провинции», «философствующий дух», «огненная душа», «нездешняя мука», «вздох музыки», «аркадская наивность», «не забывающее своего величия снисхождение», «риторическая водица». Он часто бывает афористичен: «Любовь даётся только любви», «Клюют правдой, а не вымыслом», «Природа – вечный образец для подражания» и т.д. Что мы сегодня находим у В. Г. Белинского, чем он для нас дорог? Что ценного мы обнаруживаем в его творческом методе? Это: - понимание людей; - знание законов жизни; - глубина прочувствования человеческих поступков; - умение увидеть их внутреннюю логику; - способность к анализу невидимых, скрытых, а то и тайных причин и обобщению их последствий; - зоркость и цепкость критического взгляда; - в и дение деталей; - умение обрисовать характер героя буквально несколькими красками и обнаружить в нём типические черты. Добавим ещё блестящий язык, владение словом. Когда-то В. Г. Белинский сказал о языке М. Ю. Лермонтова в статье «Герой нашего времени»: «Слог повести – то блеск молнии, то удар меча, то рассыпающийся по бархату жемчуг!» [9] . То же самое можно сказать и о языке самого В. Г. Белинского, ибо почувствовать талант может только сам талант . Когда-то В. Г. Белинский писал о «таинственном ясновидении» , которым, по его мнению, должен обладать истинный художник слова. Увы, иные наши современники, хотя и держат в руках перо и вымарали им уже много бумаги, напрочь его лишены. «Чтобы списывать верно с натуры, мало уметь писать, то есть владеть искусством писца или писаря…» [10] . Так вот, эти писцы и писари часто даже понятия не имеют, что подобное таинственное ясновидение существует в природе вещей. Увы… И потому они прибегают к другим методам и способам, которые во все времена считались дурным тоном, поскольку граничили с неприличием. Автор статьи И. Гречаник, ниспровергая В. Г. Белинского, приводит слова И. С. Тургенева, словно подкрепляя ими свою позицию ниспровергателя. Она пишет: «Ряд намёков, направленных против Белинского, присутствуют и в черновых набросках Гоголя» , творчество которого, по мнению автора статьи, было глубоко религиозным. Но Н. В. Гоголь далеко не сразу стало таковым, и когда к концу жизни он с головой ушёл в мистицизм и религиозность, В. Г. Белинский заметил, что это идёт в ущерб его художественному гению. В «Письме к Н. В. Гоголю» он писал о том, что России нужны не проповеди и молитвы, а «пробуждение в народе чувства человеческого достоинства» и замечал, что между Христом и церковью мало общего. «Что Вы нашли общего между ним и какою-нибудь, а тем более православною церковью? Он первым возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения. И оно только до тех пор и было спасением людей, пока не организовалось в церковь и не приняло за основание принципа ортодоксии. Церковь же явилась иерархией, стало быть, поборницею неравенства, льстецом власти, врагом и гонительницею братства между людьми, – чем и продолжает быть до сих пор» [11] . И далее: «Вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у народа? Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочку и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, колуханы, жеребцы? – Попов. Не есть ли поп на Руси, для всех русских, представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества, бесстыдства? И будто всего этого Вы не знаете? Странно!» [12] . Может быть, именно эти высказывания многие до сих пор не могут простить В. Г. Белинскому, и потому, прикрываясь славянофильским флагом, решили сейчас отомстить ему и потихоньку задвинуть на задворки русской литературы? Может, всё-таки стоит попытаться понять, как и почему родились у него из-под пера подобные высказывания ? Кстати сказать, о том, что русскому человеку необходимо вспомнить о чувстве собственного достоинства писал и Ф. М. Достоевский, прямо указывая, что не самооплёвывание ему нужно, а самоуважение. Любопытно, что бы сказал по этому поводу сам Виссарион Григорьевич? Вероятно, с подлинным достоинством и величием души русского человека заметил бы: «Можно и должно опровергать чужие мнения, если они вам кажутся несправедливыми; но это следует делать, во-первых, кстати, во-вторых, с уважением к приличию» [13] . Но мне почему-то хочется думать, что статья эта написана автором в неком запале, порыве чувств, в каком время от времени оказываемся все мы, и потому хочется напомнить слова В. Г. Белинского: «Мы лучше думаем о достоинстве человеческой натуры и убеждены, что человек родится не на зло, а на добро, не на преступление, а на разумно-законное наслаждение благами бытия, что его стремления справедливы, инстинкты благородны» [14] . Если рассуждать, подобно автору статьи и ниспровергать такие величины русской литературы, как В. Г. Белинский, можно скинуть «с корабля современности» (а это уже было) многих писателей, у которых мы найдём сколь-нибудь романтико-революционные настроения. А таковых найдётся много, очень много. Те же А. С. Пушкин, А. А. Блок в молодости увлекались идеями революционного романтизма. Да и сам «отец» почвенничества Ф. М. Достоевский, помнится, стоял на эшафоте за участие в революционном кружке Петрашевского. Так что же – отказаться от его идей, не изучать его творчество, подвергнуть его окончательному и бесповоротному остракизму? И куда же мы зайдём с такими настроениями? И не превратимся ли сами в бунтующих литераторов, этаких горе-революционеров современного пошиба? На наш взгляд, здесь, как говаривал когда-то Г. Уэллс, «необходима осторожность». И ещё как необходима! И прежде, чем очернять В. Г. Белинского и безапелляционно заявлять, что он оказал гибельное влияние на русскую литературу, стоит попытаться понять его мятущуюся, глубоко одинокую и несчастную душу, беззаветно любящую Россию . Конечно, сейчас можно снисходительно сказать, что он в чём-то ошибался, но мы не будем этого делать. Не позволяет совесть и сознание того, сколько сделал этот человек за свою короткую жизнь. Все ли мы сможем успеть столько? «Дурное, ошибочное понимание истины не уничтожает самой истины» , – говорил критик, который был и остаётся великим, безо всякого хрестоматийного лоска, безо всякого глянца давно списанных учебников. Может быть, нам стоит повнимательнее прочитать родных классиков и найти у них золотые зёрна истины? Те зёрна, которые, неподвластные времени, прорастают прекрасными всходами? Отказавшись же от В. Г. Белинского (а заодно и других деятелей отечественной литературной нивы), есть опасность увлечься этим ниспровержением авторитетов и дойти до абсурда . С кем же мы тогда останемся? С теми, кого сегодня либерально-демократическая пресса выдаёт за литературных авгуров? Да Боже избавь нас от оных! Не есть ли это результат собственного скудоумия? Или может быть, здесь мы видим иное – под видом патриота-почвенника скрывается недруг? Хорошо, если перед нами безобидная «ловкость диалектики» , о которой говорил В. Г. Белинский. А может быть, говоря его же словами, здесь обнаруживается «плод без корня» ? О, это нам очень хорошо знакомо, ибо таковых сегодня в обществе пруд пруди! Это им, «плодам без корня», сегодня расточают «гиперболические похвалы» всевозможные либерально-демократические СМИ, это им сегодня раздают премии – за разрушение сознания, расчленении России, растление общества. Виссарион Григорьевич при жизни видел всякое к себе отношение – от восторженного до жестокосердного, от приятия до отрицания. И в большей степени это относилось, конечно же, к литераторам. Он прекрасно это видел и знал им цену, понимая причину их колкости в элементарном отсутствии таланта. «Нет, главное и гибельное их заблуждение состоит в том, что они уверили себя в своем поэтическом призвании, как в непреложной истине, срослись с этою несчастною мыслию, так что разочароваться в ней – значит для них потерять всякую веру в себя и в жизнь…» [15] , – писал он. В другой раз он говорит о них ещё более хлёстко: «Конечно, везде есть люди, которые как будто самою природою назначены всех затрагивать, ко всем прицепляться, всех хулить, беспрестанно заводить ссоры, шум, брань. Кроме природной наклонности, ничем непобедимой, их побуждает к этому и раздраженное самолюбие, и мелкие личные интересы, нисколько не относящиеся к литературе. Такие люди – всюду зло неизбежное…» [16] . Так что ж им теперь, этим горе-критикам, бросить литературные занятия, навсегда оставить поприще русской словесности? Или же отвечать им подобными же выпадами? Нет, считал Виссарион Григорьевич, делать этого не стоит: «Надо иметь терпимость к чужим мнениям. Нельзя заставить всех думать одно. Опровергайте чужие мнения, не согласные с вашими, но не преследуйте их с ожесточением потому только, что они противны вам…» [17] . Начав писать эту статью, вывела её название – «Дерзость моськи и ясновидение художника», а вот теперь, завершая, думаю, что такое название отвлекает внимание от величия творческой личности самого Виссариона Григорьевича Белинского и придаёт чересчур большое значение тем, кто его поносит. Оставим их в покое. Вспомним слова, сказанные им однажды: «Странные люди! Им всё кажется, что поэзия должна выдумывать, а не быть жрицею истины, тешить побрякушками, а не греметь правдою!» . Так вот, нам тоже не хочется ни выдумывать, ни тешить кого-то побрякушками, наша задача – добыть крупицы истины и сказать своё слово в защиту великого правдолюбца В. Г. Белинского. Когда-то лермонтовского героя Мцыри он назвал «огненной душой». Но мне думается, что и сам Виссарион Григорьевич Белинский и был той огненной душой и жрецом истины, которую не хотят слышать моськи нового времени. Конечно, он не желал « разом прижать к сердцу всё человечество» , он жаждал жизни совершенной и для того, чтобы приблизить её, вскрывал правду. И делал это с поистине царским достоинством и снисхождением к человеческим слабостям, «не забывающим своего величия». Огненная душа этого великого человека и сгорела в жертвенном костре Истины, не зря он был и остаётся её вечным жрецом. [1] Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина. Подг. текста, предисл. и примеч. В. Нечаевой. Изд. второе. – М. : Детская литература, 1969. – 593.с. С. 397. [2] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С.426. [3] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С. 356. [4] Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина. Подг. текста, предисл. и примеч. В. Нечаевой. Изд. второе. – М. : Детская литература, 1969. – 593.с. С. 397. [5] Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина. Подг. текста, предисл. и примеч. В. Нечаевой. Изд. второе. – М. : Детская литература, 1969. – 593.с. С. 404. [6] Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина. Подг. текста, предисл. и примеч. В. Нечаевой. Изд. второе. – М. : Детская литература, 1969. – 593.с. С. 404. [7] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С. 407. [8] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С. 375-376. [9] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С. 179. [10] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С. 381-382. [11] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С. 313. [12] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С. 343-344. [13] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С. 445. [14] Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина. Подг. текста, предисл. и примеч. В. Нечаевой. Изд. второе. – М. : Детская литература, 1969. – 593.с. С. 410. [15] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С. 418. [16] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С. 444. [17] Белинский В. Г. О русских классиках. – М. Художественная литература, 1978. – 525 с. С. 447-448.
